Доказательством того, что Ольговичи принуждены были мириться поневоле, будучи оставлены Мстиславичами, служит их нападение на Переяславскую область уже в следующем, 1135 году. Всеволод со всею братьею пришел к Переяславлю, стоял под городом три дня, бился у ворот; но, узнавши, что Ярополк идет на помощь к брату, отступил к верховью реки Супоя и там дождался киевского князя. Мы заметили уже, что Ярополк был в отца отвагою: завидя врага, не мог удержаться и ждать, пока подойдут другие полки на помощь, но бросался на него с одною своею дружиною; мы видели, что такая удаль сошла для него благополучно, принесла даже большую славу в битве с половцами при начале Мстиславова княжения. Точно так же вздумал он поступить и теперь: не дождавшись киевских полков, с одною своею дружиною и с братьею, даже не выстроившись хорошенько, ударил на Ольговичей, думая: "Где им устоять против нашей силы!" Сначала бились крепко с обеих сторон, но скоро побежали Всеволодовы половцы, и лучшая дружина Мономаховичей с тысяцким киевским погналась за ними, оставя князей своих биться с Ольговичами на месте. После злой сечи Мономаховичи должны были уступить черниговским поле битвы, и когда тысяцкий с боярами, поразивши половцев, приехали назад, то уже не застали князей своих и попались в руки победителям Ольговичам, обманутые Ярополковым стягом, который держали последние. Кроме лучших мужей своих, взятых в плен, Ярополк потерял в числе убитых племянника Василька Леоновича, греческого царевича, внука Мономахова по дочери.

  Возвратясь за Днепр, киевский князь начал набирать новое войско, а Всеволод перешел Десну и стал против Вышгорода; но, постоявши 7 дней у Днепра, не решился переправиться, пошел в Чернигов, откуда стал пересылаться с киевским князем о мире, без всякого, однако, успеха. Это было в конце лета; зимою Ольговичи с половцами перешли Днепр и начали опустошать всю Киевскую область, доходили до самого Киева, стрелялись через Лыбедь; из городов, впрочем, удалось им взять только два, да и те пустые: мы видели уже обычай украинских жителей покидать свои города при нашествии неприятелей.

  Ярополк, по словам летописца, "собрал множество войска изо всех земель, но не вышел против врагов, не начал кровопролития; он побоялся суда божия, смирился пред Ольговичами, хулу и укор принял на себя от братьи своей и от всех, исполняя заповедь: любите враги ваша". Он заключил с Ольговичами мир, отдал им то, чего прежде просили, т. е. отчину их, города по Сейму. Трудно решить, что собственно заставило Ярополка склониться на уступку: был ли он из числа тех людей, на которых неудача после продолжительных успехов сильно действует, или в самом деле духовенство и преимущественно митрополит Михаил постарались прекратить войну, столь гибельную для края, и Ярополк действительно заслужил похвалы летописца за христианский подвиг смирения для блага народа, быть может, то и другое вместе; не забудем также, что успех битвы не мог быть верен: мы знаем, что Всеволод Ольгович вовсе не отличался безрасчетною отвагою, уступал, когда видел превосходство сил на стороне противника, и если теперь не уступил, то это значило, что силы Ярополка вовсе не были так велики, как выставляет их летописец, по крайней мере сравнительно с силами Ольговичей (1135 г.).

  Мир не мог быть продолжителен: главная причина вражды Ольговичей к Мономаховичам - исключение из старшинства - существовала во всей силе. И при этом еще Черниговские испытали возможность успешной войны с Мономаховичами, особенно при разделении последних. Изгнание брата Всеволодова, Святослава, из Новгорода было поводом к новой войне в 1138 году. Ольговичи опять призвали половцев и начали воевать Переяславскую волость по реке Суле; Андрей Владимирович не мог им сопротивляться и, не видя помощи от братьев, хотел уже бежать из Переяславля. Но Ольговичи, узнав, что Андрею нет помощи от братьев, успокоили его льстивыми словами, по выражению летописца: из этого известия имеем право заключить, что Ольговичи хотели поссорить Андрея с братьями и привлечь на свою сторону, показывая ему, как мало заботятся об нем братья. Весть о задержке Святослава Ольговича в Смоленске, на дороге его из Новгорода, еще более усилила войну; брат его Всеволод призвал множество половцев, взял Прилук и собирался уже старым путем к Киеву, как узнал об основательных приготовлениях Мономаховичей и поспешил отступить в свою волость, к Чернигову.

  Ярополк созвал братьев и племянников, собрал, кроме киевлян и переяславцев, также рать из верхних земель, суздальцев, ростовцев, полочан и смольнян. Ростиславичи галицкие и король венгерский прислали ему также помощь, наконец, присоединились к нему многочисленные толпы пограничных варваров, берендеев. С такими силами Ярополк уже не стал дожидаться Ольговича в Киевской волости, но отправился к нему в Черниговскую. Всеволод испугался и хотел было уже бежать к половцам, как черниговцы остановили его: "Ты хочешь бежать к половцам, говорили они, а волость свою погубить, но к чему же ты тогда после воротишься ? Лучше отложи свое высокоумье и проси мира; мы знаем Ярополково милосердие: он не радуется кровопролитию, бога ради он помирится,  он соблюдает Русскую землю". Всеволод послушался и стал просить мира у Ярополка; тот, по выражению летописца, будучи добр, милостив нравом, богобоязлив, подобно отцу своему, поразмыслил о всем хорошенько и не захотел кровопролития, а заключил мир у Моравока, на правом берегу Десны. Потом заключен был новый договор между ним и Ольговичами, неизвестно на каких условиях (1136 - 1139).

  Так кончились усобицы на юге при старшинстве Ярополковом; но эти усобицы сильно отозвались также на севере, в Новгороде Великом. Мы видели, как при Святополке новгородцы настояли на том, чтобы князем у них оставался выросший в Новгороде Мстислав Владимирович. Однако они недолго жили с этим любимым князем: Мономах в 1116 году вызвал его на юг, и в Новгороде остался сын его Всеволод. Молодость князя и смерть двух посадников, случившаяся почти в один год, как видно, подали повод к смятениям в городе: некоторые бояре и сотский Ставр ограбили каких-то двух граждан; неизвестно, впрочем, какого рода был этот грабеж, потому что иногда грабеж происходил вследствие судного приговора, и потому трудно решить, виновны ли были Ставр и бояре в насилии или только в несправедливости. Как бы то ни было, Мономах и Мстислав вызвали всех бояр новгородских в Киев: товарищи Ставра были заточены, другие отпущены назад в Новгород, после того как дали клятву, вероятно, в том, что вперед не будет подобных происшествий. Кем был избран в то время посадник Константин Моисеевич, неизвестно: вероятно, киевским князем, если обратим внимание на обстоятельства. На следующий год он умер, и на его место пришел посадничать из Киева Борис, разумеется, присланный Мономахом.

  По смерти последнего в Киеве посадили сына его Мстислава, а в Новгороде - внука Всеволода; относительно обоих в летописи употребляется одинаковое выражение: посадиша в смысле: граждане хотели, просили, призвали. Новгородцы посадили у себя Всеволода вторично, потому что по вступлении своем на старший стол Мстислав мог перевести его куда-нибудь поближе к себе в Русь по примеру отцовскому; как видно, в это время новгородцы взяли со Всеволода клятву не разлучаться с ними. На следующий год Всеволод ходил к отцу в Киев, но пришел опять в Новгород на стол; в тот же год дали посадничество Мирославу Гюрятиничу, причем летописец не упоминает о смерти прежнего посадника Бориса; к кому относится выражение: въдаша посадничество - к князьям ли Мстиславу и Всеволоду или к гражданам, решить трудно. Через год, не упоминая о смерти Мирослава, летопись говорит о назначении ему преемника Давыда Дмитриевича, шурина великого князя Мстислава и сына прежде бывшего посадника. Этот посадник умер в том же 1128 году, и на его место в 1129 г. пришел из Киева Даниил; но в 1130 г. опять летопись упоминает о назначении нового посадника Петрилы с выражением даша и в то же время говорит о походе Всеволода на чудь, и о поездке его в Киев к отцу; имела ли связь смена посадника с этими событиями, решить трудно. Так было при старшинстве Мстислава. Тотчас по смерти его начались смуты. Всеволод, несмотря на клятву не разлучаться с новгородцами, прельстился столом переяславским и уехал в Русь, не оставивши, как видно, князя в Новгороде.

  Мы уже видели раз, как новгородцы обижались, когда князья меняли их город на другой; кроме того, что перемена князя нарушала наряд в городе, новгородцев должно было оскорблять и то, что князь, отдавая преимущество какому-нибудь Турову или Переяславлю, тем самым унижал значение стола Рюрикова, ибо и между самими князьями, как увидим, не исчезала память, что Новгород был старейшим столом в Русской земле. Легко понять теперь, что когда Всеволод, прогнанный Юрием из Переяславля, явился назад в Новгород, то нашел здесь сильное волнение - встань великую в людях, по выражению летописца; пришли псковичи и ладожане в Новгород, и Всеволод должен был выехать из него. Потом, однако, граждане скоро одумались и возвратили его назад. Можно, впрочем, с вероятностию полагать, что Всеволод был принят не так уже, как прежде, что здесь положено начало условиям или рядам новгородцев с князьями; вероятно, также с этого времени и посадник переменяет свой характер чиновника княжеского на характер чиновника народного, от веча избираемого, хотя и не без участия князя; в это время по крайней мере избрали посадников для пригородов - Мирослава для Пскова и Рагуила для Ладоги; это известие может навести на мысль, что псковичи и ладожане затем и приходили в Новгород, чтоб требовать назначения себе новых посадников. Есть также прямое известие, что с этих пор Всеволод не имел надлежащего значения в Новгороде, не мог заставить его жителей выслать в Киев обычную печерскую дань, за которою великой князь Ярополк должен был послать другого племянника Изяслава: последнему удалось взять дань.